"The White house". In the footsteps of Lawrence Durrell in Corfu.
«Белый дом». По следам Лоуренса Даррелла на Корфу.
"The white
house" - for some it's the official residence of the President of the
United States, for others - the house of the Government of the Russian
Federation, but for fans of Lawrence Durrell – the Corfu house in Kalami, where
he lived and worked during his stay on the island.
«Белый дом» - для кого-то это официальная
резиденция президента США, для других - Дом Правительства Российской Федерации, но для поклонников творчества
Лоуренса Даррелла – это остров Корфу и дом в Калами, в котором он жил и работал
в период своего пребывания на острове.
In 1935, Larry friends -
George and Pam Wilkinson moved to Corfu. From time to time he had a letter from
George, where he described the idyllic life that they lead to his beautiful,
green and still unspoilt island. At the head of Larry began to mature plan. He
decided to go to Corfu together with Nancy. He kept nothing in England. He was
born in Albion, he did not have English roots, the English way of life -
"the English way of death", as he called it - he was not attracted.
В 1935
г друзья Лари – Джордж и Пэм Вилкинсон перебрались
на Корфу. Время от времени ему приходили письма от Джорджа, где тот
описывал идиллическую жизнь, которую они ведут на своем прекрасном,
зеленом и пока еще не испорченном острове. В голове Лари начал созревать
план. Он решил отправиться на Корфу вдвоем с Ненси. Его ничто не
удерживало в Англии. Родился он не на Альбионе, у него не было английских
корней, английский образ жизни – «английский образ смерти», как он его
называл – его совершенно не привлекал.
In
notebooks Larry has such a record: "Pudding Island. This despicable,
shabby, small island evert me inside out. He is trying to destroy all
unique and individual in me. Who makes us live in this bloody climate?
Look outside! Look at us ... I must do something. I can not create an
immortal prose in such a dull atmosphere, where the smell of mint and
eucalyptus tincture ... Why do not we get together and do not go to
Greece? "
В записных книжках Ларри есть такая запись: «Остров
Пудингов. Этот подлый, потрепанный, маленький остров выворачивает меня
наизнанку. Он пытается истребить все уникальное и индивидуальное во мне.
Кто заставляет нас жить в этом чертовом климате? Посмотри на улицу!
Посмотри на нас… Надо что-то делать. Я не могу создавать бессмертную прозу
в такой унылой атмосфере, где пахнет мятой и эвкалиптовой настойкой…
Почему бы нам не собраться и не отправиться в Грецию?”
У самого Ларри была еще одна, весьма убедительная
причина для эмиграции, о которой он писал Джорджу Вилкинсону на Корфу.
«Дни стоят настолько дождливые и туманные, что мы буквально забыли о
солнце. Моя мать полностью запутала свои финансовые дела и решила ото
всего убежать. Она слишком пуглива, чтобы наслаждаться красотами
Средиземноморья в одиночку, поэтому она хочет, чтобы в Грецию отвезли ее
мы. Она хочет поселиться на Корфу. Если ей понравится, она обязательно
купит дом...»
Похоже, что все три причины — выпивка, деньги и
солнце — сыграли определенную роль в принятии окончательного решения. Но
маму не пришлось долго убеждать. Лоуренс писал, что она терпеть не может
отказывать, да и к тому же ее ничто не удерживало в Англии. Эта семья
покинула родную для себя Индию и еще не успела пустить глубокие корни на
Острове Надежды и Славы. «Это была романтическая идея и важное решение, —
замечала Маргарет. — Я должна была вернуться в школу, но я сказала: «Я ни
за что туда не вернусь!» Мама, не любящая скандалов, согласилась с моим
решением».
И так решение было принято. В путь отправилась
вся семья – Лари и Нэнси, мама, Лесли, Маргарет и Джеральд.
Lawrence
and Nancy had to hit the road in early 1935. Shortly before his departure
they decided to get married in secret. The news should keep secret from
Nancy's parents, who would not approve their marriage with the beautiful
daughter of a violent writer. The wedding took place on January 22 at
Bournemouth Registration Chamber. Alan Thomas was a witness, and swore to
keep the secret.
Лоуренс и Нэнси должны были отправиться в путь в
начале 1935 года. Незадолго до отъезда они решили тайно пожениться.
Новость следовало сохранить в секрете от родителей Нэнси, которые не
одобрили бы брак их красавицы дочери с буйным писателем. Свадьба
состоялась 22 января в борнмутской регистрационной палате. Алан Томас был
свидетелем и поклялся сохранить тайну.
The
ceremony was accompanied by some confusion. Alan and Nancy were very high,
and small Lawrence. Registrar almost did not get married is not the
couple, not even realizing it. "In order to avoid accidents -
recalled Alan - we found a couple of dwarfs, speakers at the local fair,
and asked them to be witnesses, but the owner refused to let go of such
valuable artists."
Церемония сопровождалась некоторой неразберихой.
Алан и Нэнси были очень высокими, а Лоуренс маленьким. Регистратор чуть
было не поженил совсем не ту пару, даже не осознав этого. «Чтобы избежать
случайностей, — вспоминал Алан, — мы нашли пару карликов, выступавших на
местной ярмарке, и попросили их быть свидетелями, но хозяин отказался
отпустить таких ценных артистов».
April
29, 1939, Larry writes - It is April and we have taken an old fisherman's
house in the extreme north of the island—Kalamai. Ten sea-miles from the
town, and some thirty kilometres by road, it offers all the charms of
seclusion. A white house set like a dice on a rock already venerable with
the scars of wind and water. The hill runs clear up into the sky behind
it, so that the cypresses and olives overhang this room in which I sit and
write. We are upon a bare promontory with its beautiful clean surface of
metamorphic stone covered in olive and ilex: in the shape of a mons pubis.
This is become our unregretted home.
29 апреля 1939 г. Пишет Ларри – Пришел апрель и
мы сняли старый рыбацкий дом в Калами. Десять морских миль от города, и
около тридцати километров по дороге. Оно предлагает все прелести
уединения. Белый дом, расположенный, как кубики на скале выглядит очень
почтенным со своими шрамами от ветра и воды. Сбегающий холм обнажает небо
позади него, так что кипарисы и маслины свисают в комнату, в которой я
сижу и пишу. Мы на голом мысу в форме лобка, с его прекрасной чистой
поверхностью метаморфического камня покрытой оливками и падубом. Это стало
нашим домом.
«По-моему, я уже писал тебе о том, как здесь
удивительно красиво, на нашем холме, или нет? Ну так можешь умножить мои
восторги на четыре. Сегодня мы поднялись с восходом и завтракали в лучах
восходящего солнца. Мы поставили стол на террасе, откуда видно море.
Рыбацкие лодки проплывали взад и вперед. Албанский берег сегодня был
затянут дымкой. Днем жара лишает всяких сил. Повсюду кишат пчелы, ящерицы
и черепахи... Господь создал этот остров!» это из письма Ларри Даррелла
своему другу Алану Томпсону.
It
is the land of Homer. A hundred yards away molested ship Ulysses….
This
letter was followed by a new. Lawrence again wrote to Alan, because I
could not contain my enthusiasm about their acquisition: "You can not
imagine how many smells and sounds all around me in our home. Here, for
example, I'm sitting in the house. Window. Light. Grey blue. Two small
cypress bend under the gusts of the Sirocco. They're sharp and funny, like
the breast of a girl. Sea the moon, the waves lapping on the shore, which
curves to Lefkimi. I see only one boat. On the road... go the peasants on
donkeys. The enthusiasm, the curse, the creaking of wheels, bright spots
of colour, scarves and exotic outfits. In the North do. Ahead of Epirus
and Albania, wrapped in creamy white haze. To the South fog. There are
other Islands, but now I can't see them".
За этим письмом последовало новое. Лоуренс снова
написал Алану, поскольку никак не мог сдержать восторгов по поводу
собственного приобретения: «Ты не представляешь, сколько запахов и звуков
окружает меня в нашем доме. Вот, к примеру, я сижу в доме. Окно. Свет.
Серая голубизна. Два небольших кипариса гнутся под порывами сирокко. Они
острые и веселые, как груди девушки. На море слабое волнение, волны
набегают на берег, который изгибается к Лефкимо. Я вижу единственную
лодку. По дороге... едут крестьяне на ослах. Восторги, проклятья, скрип
колес, яркие пятна цвета, шарфы и экзотические наряды. На севере ничего.
Впереди Эпир и Албания, укутанная сливочно-белой дымкой. На юге туманы.
Там скрываются другие острова, но сейчас я не могу их видеть».
The
rest of these evenings on our balcony when it is not lit a lamp and is not
comparable to anything, wrote Lawrence. – The peace of heaven was falling
upon the glassy surface of the Bay... it was like the silence that you
feel in the Chinese watercolors.
Покой этих вечеров на нашем балконе, когда еще не
зажжены лампы, не сравним ни с чем, писал Лоуренс. – Покой небес снисходил
на зеркальную гладь залива… это было как тишина, которую ощущаешь на
китайских акварелях.
Above
the Bay, heard a quiet, icy flute sounds... Sitting on the balcony,
wrapped in a nice warm air, we listened. Rose moon is the white, bright
moon, which can be seen in Egypt, the Greek and the moon, warm and
friendly... We walked barefoot through the dark room, feeling under my
feet the cool tile floor, and then descended to the rocks. In complete
silence we entered the water carefully, so as not to break the silence
with a splash, floated on the silver surface. We weren't talking. Because
any sound in this silence would sound out of tune. We swam until tired,
and then climbed the white cliffs, wrapped in towels and eating grapes.
Над заливом раздавались тихие, льдистые звуки
флейты… Сидя на балконе, окутанные приятным теплым воздухом, мы слушали
молча. Поднималась луна – не та белая, яркая луна, которую можно увидеть в
Египте, а луна греческая, теплая и дружелюбная… Мы босиком шли через темные комнаты, ощущая
под ногами прохладный пол, а затем спускались на скалы. В полном молчании
мы входили в воду и осторожно, чтобы не нарушить тишину плеском, плавали
по серебряной глади. Мы не разговаривали. Потому что любой звук в этой
тишине прозвучал бы фальшиво. Мы плавали, пока не уставали, а затем
поднимались на белые скалы, заворачивались в полотенца и ели виноград.
"In
Corfu for sale excellent local wine, wrote Lawrence Alan Thompson. — The
taste and in appearance it is more reminiscent of frozen blood. The wine
is worth 6 drachmas per bottle. What more can you ask for? In England for
the money can not buy even a bottle of horse piss. Yesterday we had lunch
Royal red mullet — the food of the genuine Epicureans! and cost our lunch
is only 20 drachmas".
«На Корфу продается отличное местное вино, -
писал Лоуренс Алану Томпсону. — На вкус и на вид оно больше всего
напоминает замороженную кровь. Вино стоит 6 драхм за бутылку. Чего еще
можно желать? В Англии за такие деньги не купишь даже бутылки лошадиной мочи.
Вчера мы по-королевски пообедали красной кефалью — пища подлинных
эпикурейцев! и стоил наш обед всего
20 драхм».
Refer
to the memoirs of a friend Larry Henry Miller ... I have a few months
received letters from Lawrence Durrell, who lived almost been in Corfu.
These letters were also amazing, but in my opinion, somewhat far from
reality. Lawrence poet, and he wrote as a poet: I was somewhat confused
with what art were blended in his letters dream and reality, historical
and mythological. Later I had the opportunity to personally sure that this
confusion exists in reality and is not entirely a figment of the poetic
imagination.
Обратимся к воспоминаниям друга Ларри – Генри
Миллера … Я уже несколько месяцев получал письма от Лоренса Даррелла,
который почти безвылазно жил на Корфу. Эти письма тоже были удивительны,
но, на мой взгляд, несколько далеки от действительности. Лоренс поэт, и
писал он как поэт: меня несколько смущало, с каким искусством были смешаны
в его письмах мечта и реальность, историческое и мифологическое. Позже я
имел возможность самолично убедиться, что это смешение существует в
действительности, а не является целиком плодом поэтического воображения.
It
was almost noon when the steamer had to come to Corfu. Darrell was waiting
for me on the dock with Spiro American, his factotum. After another hour
we arrived in Kalami, a small village on the Northern tip of the island
where Durrell had lived. Before lunch we went for a swim – the sea was
right in front of the house. I probably have twenty years did not swim.
Durrell and Nancy, his wife, were like a couple of dolphins; they
practically lived in the water. After lunch is Siesta, and then we went by
boat to another Cove about a mile from the house, where standing on the
shore of a tiny white Church. Here, we again made a naked rite of baptism
in the waters of the sea.
Был почти полдень, когда пароход притащился на Корфу.
Даррелл ждал меня на пристани вместе со Спиро Американцем, своим
фактотумом. Еще через час мы приехали в Калами, маленькую деревушку на
северной оконечности острова, где жил Даррелл. Перед ленчем мы искупались
– море было прямо перед домом. Я наверное, уже лет двадцать не плавал.
Даррелл и Нэнси, его жена, были как пара дельфинов; они практически жили в
воде. После ленча – сиеста, а потом мы отправились на лодке в другую
бухточку примерно в миле от дома, где на берегу стоял крохотный белый
храм. Здесь мы вновь совершили нагишом обряд крещения в водах морских.
In
Kalami the days flowed smoothly, like a song. Occasionally I wrote a
letter or took up watercolor. The house was a rich library, but the book
does not look like. Darrell tried to get me to read Shakespeare's sonnets,
and after a week-long siege I have read a sonnet, perhaps the most
mysterious of written by Shakespeare.
В Калами дни текли плавно, как песня. Изредка я
писал письмо или брался за акварельные краски. В доме была богатая
библиотека, но на книги смотреть не хотелось. Даррелл пытался заставить
меня читать сонеты Шекспира, и после недельной осады я прочел один сонет,
может быть, самый таинственный из написанных Шекспиром.
Again, go back to Larry. “We breakfast at
sunrise after a bathe. Grapes and Hymettos honey, black coffee, eggs, and
the light clear-tasting Papastratos cigarette. Unconscious transition from
the balcony to the rock outside. Lazily we unhook the rowboat and make for
the point where the still blue sea is twisted in a single fold—like a
curtain caught by a passing hand. A shale beach, eaten out of the
cliff-point, falling to a row of sunken rocks. A huge squat fig-tree
poised like a crocodile on the edge of the water. Five fathoms directly
off the point so that sitting here on this spit we can see the dolphins
and the steamers passing within hail almost. We bathe naked, and the sun
and water make our skins feel old and rough, like precious lace. today the
fisherboys have found our beach. They have written Angli in charcoal on
one of the rocks, we have responded with 'Hellenes' which is fair enough.
We have never seen them. N. draws a little head in a straw hat with a
great nose and moustache.
И вновь вернемся к Ларри. Мы завтракаем на
рассвете после купания. Виноград и гиметский мед, черный кофе, яйца, и
светлый легкий вкус сигарет папастратос. Бессознательно переходим с
балкона на скалу. Лениво отцепляем лодку и медленно плывем к пляжу, где
сланцевая скала уходит под воду. В
пяти саженях непосредственно от этой точки можно увидеть дельфинов. Мы купаемся
голыми, а солнце и вода делают наши шкуры старыми и грубыми, как
драгоценные кружева. Однажды рыбацкие ребятишки нашли наш пляж. Они
написали углем на одной из скал Angli -, мы ответили "эллины ",
что тоже достаточно справедливо. Мы никогда не видели их. Нэнси рисует
маленькую голову в соломенной шляпе с большим носом и усами.
"Little
by little the island quietly but imperiously subjugated us with their
charms. Every day carried such a calm, a detachment from the time that I
wanted to hold him forever. But then night again, threw off their dark
skin, and we waited for a new day, shiny and bright, as children's decal
with the same impression of unreality".
«Мало-помалу остров незаметно, но властно
подчинял нас своим чарам. Каждый день нес в себе такое спокойствие, такую
отрешенность от времени, что хотелось удержать его навсегда. Но потом ночь
опять сбрасывала свои темные покровы, и нас ждал новый день, блестящий и
яркий, как детская переводная картинка и с тем же впечатлением
нереальности».
Это земля Гомера. В ста ярдах от нас приставал
корабль Улисса….
Looking back,
remembering the magical garden, magical island in a cruel world, Lawrence
Durrell many years later wrote: "In Corfu, we were able to restore
the Indian period of our lives, which we all missed. The island has
allowed us to live a little simple, open life, to expose their bodies to
the warm rays of the sun. Without Corfu Jerry would have never been able
to become what he became. He would never do what he did... I think I was
born in Corfu. It was a genuine blessing between the two wars, and call it
could be only one word — Paradise".
Оглядываясь назад, вспоминая волшебный сад,
магический островок в жестоком мире, Лоуренс Даррелл много лет спустя
писал: «На Корфу нам удалось восстановить индийский период нашей жизни,
который мы все пропустили. Остров позволил нам немного пожить простой,
открытой жизнью, подставить свои тела теплым лучам солнца. Без Корфу
Джерри бы никогда не смог стать таким, каким он стал. Ему бы никогда не
сделать того, что он сделал... Мне кажется, я родился на Корфу. Это было
подлинное благословение между двумя войнами, и назвать его можно было
только одним словом — рай».
Комментариев нет:
Отправить комментарий